Погоня по Средней Азии. Побег от ленинской тайной полиции - Павел Назаров

Пашко на самом деле был дегенератом, получеловеком-полускотиной, которому люди с таким лёгким сердцем вручили бразды правления во время революции.

«Оставьте его на время», – предложил я князю, – «Мы должны сначала допросить его; он может сообщить нам немало полезных вещей».

Его быстро связали и увезли в грузовике.

Эта удивительная трусость, низость и отсутствие чувства собственного достоинства была характерна для всех этих активных революционеров и их вожаков. Они были презренными мерзавцами, и даже не представляли себе, как умирать с честью.

Когда я вышел, наконец, на улицы, я нашел их переполненными людьми, как русскими, так и местными, смеющимися от радости. Они окружили меня, поздравляли меня, трясли мне руки и обнимали меня.

Внезапно возникло молчание. По толпе пробежал тревожный шёпот. Вдали на улице появился отряд всадников, скачущий к нам. Что это могло значить? Кем они были? Красные или белые? Друзья или враги? Толпа замерла как вкопанная.

Люди, которые так измучились, люди, которые только что ощутили вкус радости свободы, ждали с тревогой возвращения этого кошмара.

Неожиданно из тысяч глоток вырвался крик: «Ура!!»

Это был скачущий к нам отряд белых кавалеристов, посланный нам на помощь генералом Л.К., так как он думал, что тюрьма все еще не взята.

Медленно я побрел домой. По пути меня останавливали и приветствовали со всех сторон. Я был переполнен добротой и вниманием; знакомые и незнакомые мне люди хлопали меня по плечу, пожимали мне руки, обнимали и целовали меня. Улицы были полны людей, вздохнувших свободно, после четырнадцати месяцев под ярмом большевиков.

Звонящие церковные колокола возносили хвалу Небесам за освобождение от рук сил зла. День был чудесный и солнечный, голубое небо и лёгкий морозец в воздухе, как будто сама Природа разделяла человеческую радость. Это был момент триумфа, когда, как мы тогда наивно думали, земля наконец очищена от бандитов. Простая тридцатичасовая поездка на поезде отделяла нас от британских сил, находящихся в Чарджоу, которые не встретили бы реального сопротивления.

А в моем доме меня с радостью ожидала моя жена, а с нею и Ромашка ….

Глава III. Дни гнева

Рано утром следующего дня были слышны винтовочные выстрелы и раскаты орудийных выстрелов. Рабочие, которые присоединились к белым, поменяли свою окраску и перешли к Советам. На третий день город был опять в руках черни, ведомой коммунистами. Шёл невиданный грабеж и необузданные убийства. У меня не было лошади, и я не мог последовать за отступающей горсткой белых. Я собственными глазами видел, как убили главу шведского красного креста и сестру милосердия. Большевики забрали несчастную девушку, которую я хорошо знал, вместе с её матерью в железнодорожные мастерские, откуда никто не вернулся живым. Были арестованы более пяти тысяч образованных людей. Им приказали вырыть братскую могилу, раздели догола и всех расстреляли. Их едва присыпали сверху землёй. Многие погребённые всё ещё дышали. Молодой князь С., совсем еще мальчишка, раненный не смертельно, упал поверх кучи трупов; он пролежал без сознания многие часы на этой ужасной кровати и ночью сумел выползти и добраться домой. Его отец уже был убит, а его мать, увидев стоящего перед ней сына голого и забрызганного кровью, тут же на месте сошла с ума. Его сестра обмыла и перевязала его раны, уложила в постель и ухаживала за ним; но на следующий день по доносу соседей, пришли большевики и расстреляли обоих. Установилась холодная снежная зима, и лужи застывшей крови долго оставались на улицах и тротуарах.

Я нашёл убежище в доме, где ранее прятался британский офицер18. Рядом с кроватью был передвижной шкаф и люк, через который можно было спуститься вниз в подвал и переждать пока длится обыск. Однажды случилось не менее семнадцати визитов в дом по месту моего жительства. Особенно отличались австрийские военнопленные. Правительство «рабочих масс», конечно, было интернациональным.

Вскоре пришло известие, что советские власти узнали о месте моего укрытия, и я вынужден был искать другое безопасное место. К вечеру 12 января, когда солнце скрылось за проспектом с высокими тополями, замерзший снег хрустел резко под моими шагами и здания скрывались в туманном мраке, я вышел из города. Я загримировался, имел в кармане фальшивое удостоверение личности и успешно миновал красные патрули на окраине.

Я совсем не представлял себе, что отправляюсь в долгую и далекую одиссею, которая приведёт меня прямо через Среднюю Азию в таинственную землю Тибета, через Гималаи на равнины Индостана. Напротив, я думал, что скоро вернусь домой; разве не стояли британские силы на Амударье, в то время как на севере атаман Дутов действовал со своими казаками?

Я укрывался неделю у друга, чей дом стоял на дороге, вдоль которой шёл постоянный поток большевистских автомобилей, грузовиков и красной кавалерии. Каждый день был временем постоянной тревоги. В любую минуту в дом могли прийти с обыском, который означал бы немедленный расстрел для меня и моего хозяина. Но долгие холодные ночи приносили некоторое облегчение и отдых. По ночам никто сюда не приходил, и, вне всякого сомнения, никакой радости мне не доставляли первые признаки наступления следующего дня с его неуверенностью и беспокойством. Пока я там находился, произошел один случай, проливающий яркий свет на отношение среднего класса к Советской власти и дающий ответы на многие загадки.

Мой хозяин спросил моего разрешения пригласить в гости своего родственника с женой, чтобы повидаться со мной.

«Конечно он не большевик, фактически совсем наоборот; он против советской власти, хотя и служит у них, поскольку его мобилизовали», – добавил он.

Я согласился. Я хорошо знал его отца, типичный буржуй, как тогда именовали представителей среднего класса. Следующим вечером они пришли и остались на ночь у нас, так как никому не разрешалось передвигаться по дороге после наступления темноты. Это была приятная молодая пара; он служил в Красной армии. После скудного ужина он рассказал нам об интересном происшествии, произошедшем пару месяцев назад, когда он был по службе в Чарджоу. Одной ночью случилось ужасное волнение. Со станции Аккум19 пришла срочная телеграмма, что вооружённые силы красных на фронте, окружённые британскими и индийскими солдатами, сдались. Затем по телеграфу пришел ультиматум, приказывающий немедленно выбрать комитет беспартийных представителей от жителей и передать им управление городом со всем оружием на местах; сопротивление бесполезно; англичане двигаются на город, и в случае отказа от выполнения условий все коммунисты и комиссары будут повещены. Большевики были в панике, и большинство комиссаров согласилось подчиниться, но меньшинство было склонно попросить отсрочку до полудня следующего дня для выяснения обстоятельств дела, и в течение это срока послать воинский контингент с бронепоездом для рекогносцировки. Эта партия настояла на своем предложении, и рано утром мой знакомый с подразделением красноармейцев в бронепоезде отправился в опасную разведку. Как он сказал, они все были в страшном испуге. Впереди их поджидали жуткие враги, бьющие без промаха индийские снайперы, и на некотором расстоянии находились английские артиллеристы, которые никогда не промахивались. Когда этот отряд достиг станции, они совсем упали духом и собирались повернуть назад. Показалась станция, был отдан приказ остановить паровоз, покинуть поезд и осторожно двигаться вперед пешим порядком. На станции не было видно ни души. Очевидно – это была ловушка. Они позволят им спокойно войти, спокойно окружат их, а потом с шумом и грохотом расстреляют. Красноармейцам, привыкшим убивать безнаказанно безоружных буржуев и туземцев, очень не понравилась ситуация. Только под угрозой пулемётов в их тылу командиры могли заставить этих людей идти вперед. Они подошли почти вплотную. Стояла зловещая тишина. Раздайся в тот момент хоть один выстрел, и весь отряд бежал бы в панике. Но всё было тихо. На станции не было и намека на врагов. Красные, немного осмелев, отправились обследовать станционные здания. Затем в одной из комнат они нашли начальника станции и его помощника, а в караульном помещении обнаружили сорок запертых там красноармейцев и железнодорожников, которые были обезоружены. Никто не мог толком объяснить, что же произошло. Им рассказали, что ночью на станцию прибыла делегация от белых и британских военных, которая заявила, что станция окружена, и во избежание напрасного кровопролития они призвали их сложить свое оружие. Это было сделано, а арестованных заперли. Что случилось потом с «делегацией» никто не знал20.